diode
archives spring 2008

 


GENNADY AYGI, TRANS. SARAH VALENTINE

ОКРАИНА: ЗИМА БЕЗ ЛЮДЕЙ

это сияние
света от света
по облицовке (о звонкости мертвой
ковкость пустая!—

о ровно-свободного
бездушия чистого
рядом высоты!)—

даже — цветение
(соками
времени) —

по блеску
безжизненному
лже-современных домов! —

это
сияние:
кровь —

пусто-бесцветная — стужи! — душа
холода — столь без-дыханья-живых-эмфатически-строго
ясно
высоко
достойного —

себя самого


Gennady Aygi 1982

 

Outskirts: Winter without People

this shining
of light from from the world
along the revetment (o empty malleability
of dead resonance! —

o of smooth-free
pure soul-lessness
near the heights!) —

even — flowering
(with the juices
of time) —

along the lifeless
gleam
of faux-modern buildings! —

this
shining:
blood —

the empty-colorless — cold! — soul
of cold — so without-breath-alive-emphatically-stern
clear
high
worthy

of itself

 

СНОВА: В ПЕРЕРЫВАХ СНА

смотрящее
всегда перестает:

и день! и мир!..

единственное есть
непрекращающее —

по его ли облику
душа скользит:

как прах! —

и свет не открывается
смотрящего всегда! —

и зыбкий прах:

не озаренный! —

осыпается


Gennady Aygi 1966

 

Once again: in breaks between sleep

that which watches
always ceases:

and day!  and world!..

unique is the
unceasing —

is it along its visage that
the soul slides:

like dust! —

and the world of the watcher
does not always open! —

and the shifting dust:

not illuminated! —

is shed

 

Прощаясь с Шаламовым

лишь
у голодного
(если он тверд
и свободен
в забвеньи) —

есть отрешенно-спокойная
(ни для кого)
чистота!.. —

в холод
крещенский
такою —

(твердости
тверже:
основой безмолвия
самого чистого) —

словно в пустой бездыханности поля в молчаньи-стране простота завершилась —

до абсолюта-иссушенности
гулко до-выдержанная:

свет — человеческий: будто последний! —

жизни для стужи-России и книги без адреса


Gennady Aygi 1982

 

Bidding Shalamov Farewell

only
one who is hungry
(if he is firm
and free
in his forgetting) —

has detached-tranquil
purity!..
(for no one) —

to take
into the cold
of Epiphany —

(harder
than hard:
as the foundation
of purest silence) —

as if in the barren stillness of a field in silence-country simplicity has been achieved —

to absolute-exhaustion
resoundingly self-possessed to the end:

human — light: as if the last! —

of life for bitter-cold-Russia and a book with no address

 

Люди

Так можно ночей
линии стульев, рам и шкафов
провожал я движениями
рук и плеч
в их постоянный

и неведомый путь.

Я не заметил,
как это перенос на людей.
Должен признаться: разговаривая с ними,
мысленно мерил я пальцами

линии их бровей.

И были они везде,
чтобы я не забыл
о жизни в форме людей,

и были недели и годы,
чтобы с ними прощаться,

и было понятие мышления,
чтобы я знал,
что блики на их фортепьяно
имеют свою родню

в больницах и тюрмах.


Gennady Aygi 1956

 

People 

So many nights
the lines of chairs, frames and bureaus
I have accompanied with movements
of my arms and shoulders
on their constant

and unknown path.

I didn’t notice
how this carries over onto people.
I must admit: speaking with them,
I imagine my finger measuring

the lines of their eyebrows.

And they were everywhere,
so that I could not forget
about life in the form of people,

and there were weeks and years
to say goodbye to them,

and there was the idea of thinking
so that I knew
the patches of light on their pianos
had relatives

in hospitals and prisons.

 

Лето с ангелами

1.  Пролог к «ангельским» багателям

ветер: Бог потерял тетрадку со стихами о цикламенах

2.  Появление цикламенов

ангелы играют в карты конечно же ангельские

3.  Осень: туман

падают птицы улетают листья на юг

4.  Продолжение цикламенов

гуси Бога идут на водопой

5.  Другие цветы справа от цикламенов
(рождественская звезда)

называются «мама выходит замуж»

6.  Приятное видение (или: Ц-18)

ангелы идут в школу — в первый класс

7.  А слева — одинокая азалия

ветер: простуженный Бог уронил носовой платочек

8.  Снова — маленькая стайка цикламенов

инсталляция ангела — Цветочника Богоматери

9.  Та же азалия

и плачет в тумане одноглазый Бог

10.  Дальше:  Ц-21 (то есть двадцать первая запись о цикламенах)

ангелы на ипподроме

11.  Конечно же снова о них умо-по-мра-чи-тель-ных

с циркулями и с линейками ангелы в небесном конструкторском бюро

12.  Незабываемое видение

ангелы провожают Святого Доминика в армию

13.  И опять возвращаясь к ним (цикламенам)

переполох среди ангелов на уроке рисования

14.  Очередное событие

ангелы прибывают на конгресс «зеленых»

15.  Снова цветы по имени «Рождественская звезда»

раскрасневшаяся мама за ткацким станком

16.  Просто Ц-24

ангелы слушают новое стихотворение одного из ангелов

17.  Листопад в саду

и падая дни детства взрыхляют старость

18.  Снова они (цикламены) — как струнный ансамбль ангелов

крылышки смычки крылышки

19.  Вот и Ц-25

ангелы народные заседатели

20.  Ц-27 (или: в одной небесной мастерской)

ангелские стружки

21.  Снова — «рождественская звезда»

мама под красным солнцем жнет рожь

22.  Новое превращение цикламенов

секунды остановились и надели белые шляпки

23.  Просто:  цикламены-34

ангелы в самолете

24.  Дальнейшее превращение цикламенов

секунды надели белые перчатки и двинулись вперед

25.  Ц-37: что же случилось между ангелами

странно: почему-то летят пух и перья

26.  Снова — незабываемое видение

застолье ангелов

27.  Дальше — Ц-41

ангелы прощаются — машут крыльями

28.  И: долгий эпилог

телега с ангелами удаляется и исчезает


Gennady Aygi 1992

 

Summer with angels

1.  Prologue to “angelic” bagatelles

wind: God lost his cyclamen poem journal

2.  The appearance of cyclamens

angels play cards of course angel cards

3.  Autumn: fog

birds fall leaves fly south

4.  Continuation of the cyclamens

God’s geese go to pond

5.  Flowers to the right of the cyclamens
(Christmas star)

called “mama is getting married”

6.  Pleasant vision (or: Ts-18)

angels are going to school — first grade

7.  And to the left — a lone azalia

wind: sniffly God dropped his handkerchief

8.  Once again — small flock of cyclamens

angel installation — of Mary’s flower

9.  The same azalia

and one-eyed God cries in fog

10.  Further:  Ts-21 (i.e. twenty-first entry on cyclamens)

angels at hippodrome

11.  Of course once again about these mag-ni-fi-cent

with compasses and rulers angels in heavenly constructors bureau

12.  Unforgettable vision

angels lead Saint Dominic to army

13.  And once again returning to them (cyclamens)

confusion among angels in drawing class

14.  Ordinary event

angels arrive at “green” congress

15.  Once again flowers called “Christmas star”

blushing mama behind loom

16.  Simply Ts-24

angels listen to one angel’s new poem

17.  Autumn leaf-fall in the garden

and falling days of youth turn up old age

18.  Once again they (cyclamens) — like an angelic string ensamble

miniature wings bows wings

19.  Here’s Ts-25

angels are the People’s assessors

20.  Ts-27 (or: in a certain heavely workshop)

angel shavings

21.  Once again — «Christmas star»

mama under red sun cuts rye

22.  Cyclamens’ new transformation

seconds stopped and put on white hats

23.  Simply: cyclamens-34

angels on a plane

24.  Cyclamens’ latest transformation

seconds put on white gloves and advanced

25.  Ts-37: what really happened among the angels

strange: for some reason fluff and feathers fly

26.  Once again — unforgettable vision

angel feast

27. Further — Ts-41

angels say farewell — wave wings

28.  And: long epilogue

angel cart moves off and disappears 

 



Gennady Aygi (1934-2006) is a Chuvash poet who wrote over twenty books of poetry in Russian and Chuvash, including In the Name of the Father, Now Always Snows, Field-Russia, and Veronica’s Notebook.  Aygi, who lived and wrote in Moscow, is considered a classic of the late-Soviet avant-garde and was nominated for a Nobel Prize in 1991. Chuvash is listed as an endangered language by UNESCO and is little known to Western readers. Aygi’s Russian work has been widely translated and continues to be influential to avant-garde poets in Europe, Scandinavia, Japan, China, and the US.

Sarah Valentine received her PhD in Slavic Languages and Literatures from Princeton University and is currently a Mellon Postdoctoral Fellow in the Slavic Department at the University of California, Los Angeles.  Her work has appeared in ReDactions: Poetry and Poetics, Circumference: Poetry in Translation, and Callaloo, and her book The Poetics of Gennady Aygi is forthcoming in 2008.